Дэвид Герролд - Дело человека [Дело для настоящих мужчин]
— Нет, не знаю. — Шоу Лоу, Аризона. — Э-э…
— Думали, что один случай есть, — сказала она, — но…. ну, это превратилось просто в еще один розыгрыш. Я слышала, у них даже были снимки.
— Розыгрыш?
— Ага. Не знали?
— Ну, откуда? — Не думаю, что она заметила, но мысленно я ехал почти на три ряда от нее.
— Я работаю здесь. На постоянной основе. Не знали?
— О-о. А что вы, собственно, делаете?
— Исполнительный вице-председатель координационного центра внеземных генетических исследований.
— О-о, — сказал я. Потом: — О-о! — Потом заткнулся.
Мы свернули с хайвея на подъездную дорогу. На ней в обе стороны почти не было движения.
— Есть что-нибудь интересное в хторрах? Я имею в виду, генетически?
— О-о, масса. У них пятьдесят шесть хромосом. Не странно? Почему так много? То есть, для чего все эта генетическая информация? Большинство из генов, что мы проанализировали, похоже, в любом случае неактивны. Пока что мы не можем синтезировать компьютерную модель того, как работает вся система, но мы трудимся. Просто вопрос времени, но могло бы помочь, если бы у нас было несколько их яиц.
— Я…. э-э, нет, ничего. Удивляюсь, что у них есть хромосомы и гены.
— О, это универсально. Доктор Хэкли доказал это почти двадцать лет назад — жизнь на основе углерода всегда будет построена на ДНК. Что-то о базисной молекулярной структуре. ДНК — наиболее подходящая форма органической цепочки, почти неизбежная. Потому, что очень эффективна. ДНК почти во всем впереди, и если возможны другие типы органических цепей, ДНК не только перерастает их, она использует их как пищу. Она действительно очень прожорлива.
— Хм, — сказал я, — это предопределено.
Она продолжала бубнить: — Изумительно, не так ли? Как много общего у нас с хторрами.
— Э-э, да. Изумляет.
— Я имею в виду — социобиологически. Мы представляем различные ответы на один и тот же вопрос: как может жизнь познать себя? Какие формы дорастают до разумных? И какие… структуры этих форм совпадают? Это могло бы нам сказать, что разумность является ответом на что-либо, или продуктом чего-либо. Так говорит доктор Ммбеле.
— Я…. э-э, слышал о нем много хорошего.
— Во всяком случае мы вместе хотим построить программу экстраполяции физиологии животных Хторра из их генов, но у нас нет никого, кто мог бы написать программы. Вы не программист? Недостаток хорошего хэкера, наверное, добавит в наше расписание исследований где-то от двух до трех лет. А это очень важная проблема — даже двусторонняя. Мы не знаем, что будут делать гены, потому что не знаем животного, по крайней мере не очень хорошо знаем. И мы не можем разгадать животное, потому что не понимаем его гены. Они действительно очень странные штуки. — Она перевела дух: — Ну, например, половина хромосом, вроде бы, дублируют друг друга. Похоже на состояние премитоза. Почему так? У нас больше вопросов, чем ответов.
— Похоже, — сказал я, пытаясь переварить, что она рассказала. — А что тысяченожки? Они не дадут вам какие-нибудь ключи?
— Вы имеете в виду инсектоидов? Еще одна полная загадка. Например, они, похоже, все одного пола — вы знаете? Нет пола вообще.
— Как?
— Мы не нашли ни одного свидетельства — и никто не нашел — что у них вообще есть сексуальность. Ни физически, ни генетически: нет половых органов, нет половой дифференциации, нет вторичных половых признаков, и даже нет никакого способа размножения.
— Хорошо, но они должны…
— Конечно, должны, но лучшее, что мы нашли — это некие незрелые структуры, которые могут — только могут, обратите внимание — быть недоразвитыми яичниками или тестикулами, мы не уверены, чем именно, — и следы репродуктивного тракта, но они бездеятельны в каждом препарированном образце. Может, это просто припухшие гланды. Но даже если они являются сексуальными структурами, то почему погребены так глубоко в брюшной полости без соответствующей связи с каким-нибудь выходным отверстием?
Она остановилась у главных ворот достаточно близко, чтобы сканер удостоверил ее личность, потом проехала вперед, резко повернула направо и поехала через участок к далекому Г-образному зданию.
— А у хторров есть сексуальность?
— О, да. Совсем немного. мы еще не уверены, как это действует. Тот, что у нас — мы думали, женского пола. Но теперь не уверены. Теперь мы предполагаем, что это самец. По крайней мере, я думаю так, но… у нас не с чем сравнить. У нас была возможность препарировать нескольких мертвых в последнюю пару месяцев — о двух мы думаем, что это были самочки, один очень определенно самец, и еще в двух случаях мы не уверены. Большой определенно был самцом, — повторила она. В голосе слышалось восхищение: — Я бы хотела видеть его живым. Он должен быть великолепным. Два с половиной метра толщины, наверное пят метров длины. Мы получили только переднюю половину. Задняя была… потеряна. Но он должен быть великолепен. Каким он, наверное, был бойцом. Спорю, он мог съесть целую корову.
— Хм, — сказал я, не зная, что еще сказать. Я начал удивляться — это было частью процесса соблазнения? Или что? Я не был уверен, что хотел чего-нибудь еще.
Флоутер скользнул к стоянке перед зданием. Оно не было Г-образным, а скорее Х-образным. Мы припарковались к одному из углов. Яркие огни освещали все пространство. Я вышел и остановился посмотреть на мачты. Как я и думал, на каждой мачте было по снуперу, вот зачем горели огни. Безопасность. Никто не войдет — и не выйдет — не записанным.
Хотелось знать, кто смотрит записи.
И еще хотелось знать, зачем все это.
В комнате уже было одиннадцать человек. Она было длинной, узкой, тускло освещенной. Два ряда кресел стояли вдоль комнаты, лицом к стеклянной стене. Я смог разглядеть пять женщин, шесть мужчин. Все мужчины, похоже, были гражданскими, но я не был уверен. Я не знал, были ли женщины их коллегами или спутницами на вечер. Если последнее, я не мог не удивиться их выбору развлечения. Мужчины помахали Джиллианне и с любопытством поглядели на меня. Я махнул в ответ, полуискренне.
Глаза Джиллианны были широко раскрыты от возбуждения: — Хай, парни! Еще не начали?
— Смитти как раз готовится.
— Что на сегодня?
— Пара собак из приюта.
Одна из женщин, рыжая, сказала: — О, это ужасно.
— Это в интересах науки, — ответил кто-то. Я не был убежден.
Джиллианна протиснулась к стеклу: — Окей, подвинтесь, дайте место. — Она отвоевала местечко и для меня.
Стекло диагонально наклонялось над глубокой комнатой ниже нас; мы смотрели в нее, словно с балкона. Свет внизу тусклый, едва ли ярче, чем в комнате обозрения. В освещении явственный оранжевый оттенок. Мне это понравилось, кто-то открыл то же самое!
Глубокие медленные звуки доносились из двух настенных динамиков. Кто-то дышал.
Я наклонился взглянуть. Под стеклом находилась подставка для записей.
Слой соломы — в этом свете он выглядел оранжевым — настелен на полу. Комната высокая, кубообразная, но нижняя часть закруглена. Углы были чем-то заполнены, образуя круглую ограду высотой в четыре метра, верх ее доходил прямо до окна. На получившихся в углах полках располагались камеры и другие мониторные устройства.
Хторр был прямо подо мной. Глазу потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться.
Он был толщиной в метр, может, немного больше, два с половиной, а может и три метра длиной. Шерсть, длинная и шелковистая, выглядела глубоко красной, цвета окровавленной кожи. Пока я смотрел, он сгорбился вперед раз, другой, третий, потом остановился. Он кружил около стены, словно исследуя ее. Он тихо ворковал. Почему это лишало меня присутствия духа? Пока я наблюдал, рябь — словно волны по холодному маслу — пробежала по его телу.
— Это значит — он возбужден, — выдохнула Джиллианна. — Он знает, что настало время обеда.
Потом он скользнул вперед в центр комнаты и начал чесаться о солому на полу. Под этим углом я совершенно ясно смог увидеть черепную выпуклость, она шлемом опускалась на плечи под шерстью. Костяной щит для защиты мозга? Вероятно. Его длинные черные руки были теперь сложены и прижаты к бокам, словно крылья, но я видел, где они прикреплялись к передней части шлема. Мозговая выпуклость было прямо позади двух толстых глазных стеблей. Под таким углом хторр был больше похож на слизня или на улитку, чем на червя.
— У него есть имя?, — спросила одна из женщин, высокая и светловолосая.
Ее спутник покачал головой: — Он просто он.
«Спат-фат», продолжал динамик. «Спат-фат».
— Что это?
Джиллианна прошептала: — Посмотри на его глаза.
— Я смотрю под плохим углом.
— Хорошо, жди, он повернется.
— Сегодня будет хорошее шоу, — сказал парень с одной стороны, зажигая сигарету: — Сенбернар и большая датская. Ставлю, что у сенбернара будет лучшая схватка.
— Э-э, ты поставишь даже на свою бабушку.
— Да, если у нее с собой будут зубы.
